Турция, Эрзурум: ПУШКИН & АБРАМОВИЧ

НИКОЛАЙ БАЛАНДИНСКИЙ,

29 апреля - 6 июня 2005 года,

день рождения А.С. Пушкина.

Юбилеи бывают разные. Есть бесспорные и общепризнанные. Например, 60 лет Победы. Или 200 лет Андерсену. 100 лет со дня смерти Жюля Верна. И сто лет - первой русской революции.

Есть юбилеи локальные. Например, в память о каком-нибудь местном общественном деятеле, писателе, художнике и т.п. Или в честь 50-летия открытия первой линии корытной фабрики имени Третьего Интернационала в городе Новоурюпинске.

Я иногда юбилеи додумываю. Бывает, что случайно узнаешь, что энное количество лет назад произошло какое-то событие, связанное с тем местом, где я сейчас нахожусь. А сейчас я в Турции. Еду и смотрю в окно микроавтобуса на холмы Восточной Анатолии, покрытые прозрачным покрывалом выпавшего ночью снега. Май месяц, однако. Кто это там зазывал отдохнуть в Турции <на майские>? Показать бы им эту картину, и не поверят же... Перелистываю <Путешествие в Арзрум> Пушкина. Ничего не понимаю, так как всё на турецком. Название книги звучит так - . Очень популярная в Турции книжка; по крайней мере, во всех крупных книжных магазинах встречаемая. Какой сувенир из Эрзурума может быть лучше книги Пушкина на турецком языке?

<Арзрум (неправильно называемый Арзерум, Эрзрум, Эрзрон) основан около 415 году, во время Феодосия Второго, и назван Феодосиополем. Никакого исторического воспоминания не соединяется с его именем. Я знал о нем только то, что здесь, по свидетельству Гаджи-Бабы, поднесены были персидскому послу, в удовлетворение какой-то обиды, телячьи уши вместо человечьих>.

Всё, что было понятно мне из текста - имена и даты. Итак, книга написана в 1835 году по итогам путешествия 1829 года... 2005-1829=176, 2005-1835=170. Там, где круглая дата, там и юбилей! 170 лет со времени создания произведения, определившего дальнейший путь жанра путевых заметок в России. До этого, конечно, были <Записки русского путешественника> Карамзина, но его путешествие было описано в стиле господствовавшего тогда в литературе сентиментализма. Автор больше предавался общим размышлениям, нежели описанию того, что видел вокруг себя. Пушкин же не только размышляет, но и знакомит читателя с <местными достопримечательностями>, рассказывает об особенностях своего передвижения, о любопытных вещах и явлениях.

<...Тут узнали мы, что между пленниками находился гермафродит. Раевский по просьбе моей велел его привести. Я увидел высокого, довольно толстого мужика с лицом старой курносой чухонки. Мы осмотрели его в присутствии лекаря...>

Как известно, Пушкина за границу не выпускали. Паспорт не выдавали, и всё. Тогда, кстати говоря, виз не ставили. Хочешь поехать, например, во Францию, и французское консульство в Санкт-Петербурге должно выдать специальный паспорт, действительный <на одну поездку>. Помимо этого, разумеется, должен был быть российский <загранпаспорт>. Поэтому, когда читаете у кого-то, что перед поездкой в Европу пришлось <запастись паспортами>, то удивляться не следует. Это при том, что невыезжающему гражданину паспорт иметь было вовсе необязательно.

<Никогда еще не видел я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моею любимою мечтою>.

Поэты бывают хитры на выдумки. Пушкину предоставляется возможность <проникнуть> за рубеж вместе с действующей армией под командованием графа Паскевича - шла война с Османской империей 1828-29 гг. Исследователь творчества Пушкина Юрий Тынянов пишет: <Не прося более разрешения властей, Пушкин 5 марта 1829 г. берет подорожную в Тифлис и 1 мая выезжает в Грузию. Между тем уже 22 марта Бенкендорф сообщает о его поездке с.-петербургскому военному генерал-губернатору и делает распоряжение о слежке. Этим объясняется как усиленная слежка во все время пребывания Пушкина на Кавказе, так и то обстоятельство, что Паскевич разрешил Пушкину прибыть в действующий корпус: без сомнения, причиной была не только надежда самолюбивого Паскевича, что Пушкин воспоет его подвиги, но и удобства непосредственного наблюдения над опальным поэтом>.

Решение слетать в Эрзурум хотя бы на один день возникло из-за желания взглянуть на город, ставший последним пунктом пушкинкого турне. Из Стамбула до Эрзурума лёту - два часа. Аэродром эрзурумский маленький, какой-то <домашний>. На подлёте можно охватить взглядом весь Эрзурум: хоть он и считается крупнейшим городом в Восточной Турции, но не больше подмосковного Серпухова. Город лежит у подножия гор Паландокен, сейчас ещё укрытых снегами. Вокруг Эрзурума - плоская зеленеющая долина. Деревья стоят почти голые; весеннее цветение ещё не донеслось сюда с тёплых эгейских берегов. От аэродрома до города - минут десять езды. Проезжая по городу замечаешь, что он совсем новый, хотя тут и там мелькают старые постройки серо-бурого цвета. Находящийся в активной сейсмической зоне, Эрзурум в двадцатом веке дважды разрушался землетрясениями. Начинаешь даже сомневаться, увидишь ли что-нибудь из того, что видел (или мог бы видеть) Пушкин.

Действительно, если автор что-то не упоминает в своем <Путешествии>, это отнюдь не означает, что он этого не видел. Многое из того, что он видел наверняка, разрушено временем, людьми или неожиданными подвижками земной коры... Я сразу спросил нашего гида, где тут дворец сераскира и дом Осман-паши.  Во дворце сераскира жил Пушкин во время своего пребывания в Эрзуруме. <Я жил в сераскировом дворце в комнатах, где находился харем. Целый день бродил я по бесчисленным переходам, из комнаты в комнату, с кровли на кровлю, с лестницы на лестницу. Дворец казался разграбленным; сераскир, предполагая бежать, вывез из него что только мог. Диваны были ободраны, ковры сняты>. После последнего землетрясения в начале девяностых от него не осталось и следа, так же, как и от дома Осман-паши. Теперь на их месте - современные жилые дома. Русских туристов сюда можно приводить и говорить только: <На этом месте в 1829 году стоял дом, в котором останавливался великий русский поэт Алескандр Сергеевич Пушкин>.

В доме Осман-паши Пушкин <осматривал> гарем. <Мы пришли к дому Османа-паши; нас ввели в открытую комнату, убранную очень порядочно, даже со вкусом, - на цветных окнах начертаны были надписи, взятые из Корана. Одна из них показалась мне очень замысловата для мусульманского гарема: тебе подобает связывать и развязывать. Нам поднесли кофию в чашечках, оправленных в серебре. Старик с белой почтенной бородою, отец Османа-паши, пришел от имени жен благодарить графа Паскевича, - но г. А. сказал наотрез, что он послан к женам Османа-паши и хочет их видеть, дабы от них самих удостовериться, что они в отсутствие супруга всем довольны. Едва персидский пленник успел все это перевести, как старик, в знак негодования, защелкал языком и объявил, что никак не может согласиться на наше требование и что если паша, по своем возвращении, проведает, что чужие мужчины видели его жен, то и ему, старику, и всем служителям харема велит отрубить голову. Прислужники, между коими не было ни одного евнуха, подтвердили слова старика, но г. А. был неколебим... Таким образом, видел я харем: это удалось редкому европейцу. Вот вам основание для восточного романа>.

А кто же этот загадочный <г.А>? Граф... Абрамович! Конечно, <граф Абрамович> звучит так же, как <князь Рабинович>, но в то время <николаевской реакции> жили графья и с такими фамилиями. Представляете? В далеком турецком Эрзуруме, куда редко залетает русский турист (если только зимой на лыжах покататься), встретились в одной точке безграничного историко-географического пространства две фамилии, столь дорогие русскому сердцу - Пушкин и Абрамович. И не только русскому... Восславленные среди всех народов! Спроси любого англичанина, к примеру, кто такой Абрамович. И каждый ответит! Он может не знать, кто такой Пушкин, но про Абрамовича слышал наверняка. Мы в Эрзуруме пытали всё людей, знают ли они Пушкина. В книжных магазинах, конечно, знают. И те студентки Эрзурумского университета, что ездят на занятия на нашей <Ладе> - тоже. Пушкину общаться с местным населением было сложнее: <Когда гулял я по городу, турки подзывали меня и показывали мне язык. (Они принимают всякого франка за лекаря.) Это мне надоело, я готов был отвечать им тем же>. * //<Франк> - простонародное именование европейцев во многих странах Ближнего Востока, а также в Эфиопии. Имеет очень древние корни, еще со времен Крестовых походов, зачинателям которых были именно франки (французы и бургунды. - прим. Николая Баландинского, т.е. моё.//

Итак, каковы они, <пушкинские места> древнего Эрзурума? По крайней мере те, что остались? Судя по тексту <Путешествия в Арзрум> их не так уж много: цитадель, <кладбище> и хамам. При этом совершенно нереально установить, какой именно хамам посещал Пушкин. <14 июля пошел я в народную баню и не рад был жизни. Я проклинал нечистоту простынь, дурную прислугу и проч. Как можно сравнить бани арзрумские с тифлисскими!>. Поскольку искать по всем эрзурумским хамамам процарапанную надпись на стене <Здесь был Саша, 1829> бесполезно, то предлагаю считать пушкинским старейший хамам в городе, действующий по сию пору. Можно даже табличку памятную прикрепить. Процитировать последнюю фразу, подчеркнув при этом, что турецкие бани - лучше грузинских. В современном, так сказать, политическом аспекте...

Цитадель Пушкин упоминает мельком, но вряд ли любопытный поэт её не посетил. Он не упоминает нигде названия мечетей, но из его повествования следует, что внутрь он всё-таки заходил. <В Арзрумском арсенале нашли множество старинного оружия, шлемов, лат, сабель, ржавеющих, вероятно, еще со времен Годфреда. Мечети низки и темны. За городом находится кладбище. Памятники состоят обыкновенно в столбах, убранных каменною чалмою. Гробницы двух или трех пашей отличаются большей затейливостию, но в них нет ничего изящного: никакого вкусу, никакой мысли... Один путешественник пишет, что изо всех азиатских городов в одном Арзруме нашел он башенные часы, и те были испорчены>. Башенные часы находились на т.н. Смотровой башне цитадели, от которой рукой подать до круглых минаретов Чифте-Минарели, и до <кладбища> - усыпальниц Уч-Кюмбетлер или <Три купола>. Эти круглые усыпальницы по форме напоминают армянские башни храмов. Относятся к XIII веку. Цитадель начала строиться ещё при византийском императоре Феодосии в V веке. Дважды была занята русскими войсками - в 1829 и 1916 годах. Внутри цитадель пуста, но можно подняться на стены, башню, посмотреть на Эрзурум с её высоты. Во дворе у маленькой мечети лежат несколько позеленевших медных пушек. <Времен Пушкина>, так сказать.

Мы не знаем, заходил ли Пушкин в медресе Чифте-Минарели, но то, что мимо не прошел - это точно. Медресе выходит нарядным порталом с двумя изящными минаретами прямо на цитадель. По легенде, архитектор поспорил со своим учеником, что тот никогда не превзойдет его и не построит минарет лучше и красивее, чем он. Ученик превзошёл-таки своего учителя в мастерстве,  и обескураженный архитектор бросился со своего творения вниз. Разбился, разумеется. Такая вот грустная история о человеческом тщеславии и нежелании уступать дорогу молодым талантам приключилась в Эрзуруме в XIII веке... Ещё одно медресе мог посетить Пушкин в 1829 году - Якутийе, а также Большую мечеть Улу Джами (1179 г.). В Эрзуруме сохранился ещё караван-сарай Рустем-паши XVI века (сейчас там крытый рынок украшений из серебра и камней), а также многочисленные источники питьевой воды. <Арзрум славится своею водою. Евфрат течет в трех верстах от города. Но фонтанов везде множество. У каждого висит жестяной ковшик на цепи, и добрые мусульмане пьют и не нахвалятся>. Здесь уж точно, ничего не изменилось: и ковшики, и цепи. Люди идут к <фонтанам> с канистрами, ведрами и пластиковыми бутылями. Можно сказать, что в этом плане поменялась только форма, но никак не содержание. Фонтан, к которому спускаются по лестнице на площади под цитаделью, вероятнее всего помнит Пушкина, раз уж он въезжал в город с этой стороны. И поэтому именно на этой площади самое подходящее место для конной статуи Пушкина. А что тут такого? Есть иллюстрация художника И.Богдеско к <Путешествию в Арзрум> Пушкина. Там Александр Сергеевич изображен верхом на белом коне, на горном перевале. Зураб Церетели любит дарить иностранным городам свои скульптуры. Даже в Монтевидео стоит его бюст графа Льва Толстого.

А чем Эрзурум хуже? В любом случае, конной статуи Пушкина нет нигде в мире!