Выйти замуж за египтянина - откровения русской девушки. Часть 13

Читать 1 часть >>>

Читать 2 часть >>>

Читать 3 часть >>>

Читать 4 часть >>>

Читать 5 часть >>>

Читать 6 часть >>>

Читать 7 часть >>>

Читать 8 часть >>>

Читать 9 часть >>>

Читать 10 часть >>>

Читать 11 часть >>>

Читать 12 часть >>>

"Шпионские страсти..."

Полицию я нашла без затруднений. Находится эта "красота" рядом с Гранд отелем. Постовые мягко преградили мне дорогу. Я попыталась объяснить, что я русская, что у меня проблема с мужем-египтянином.
К тому времени с непонимавшими русский я объяснялась на смеси жестов, подкреплённых запомненными английскими и арабскими словами, плюс вспоминаемыми со времён школы фразами на французском. Постовые быстро поняли, что проблема в самом деле есть и немалая, хотя я, естественно, не рассказала всё просто охране. Начальства ещё не было на месте и... доблестная охрана начала те же речи, что и любой носитель первичных мужских половых признаков в городе-герое. Мне было не по себе.

Приглашениям встретиться после задушевных комплиментов я не так чтобы удивилась, но меня реально насторожило это. Такие же не станут помогать мне против такого же. Это пугало. Но выбора не было.

Я села в ожидании начальства. Периодически заглядывали сотрудники - просто поглазеть на меня. Прошло часа полтора - два. Я начинала нервничать. На мой вопрос, когда же меня выслушают, все молчали, как партизаны.
Начальство появилось только тогда, когда я затребовала вызвать консула, президента и ещё-кого-нибудь, раз в данном учреждении никому недосуг. Суть строгий начальник понял (кстати, позже выяснилось, что английский мне бы не помог там объясняться, туристическая полиция говорит только по-арабски, а для общения по надобности вызываются торговцы из соседних магазинчиков), также он понял, что я не просто поплачу и уйду, поэтому нужен был переводчик. Высокий чин дал указание невысоким выловить торговца, говорящего на русском. Выловили.
Серьёзного вида мужчина лет 30, не лощёного вида (хоть это радовало), стал слушать мой рассказ и тут же переводить.

По мере повествования собралась толпа слушателей. Все качали головами, сокрушенно цокали языками, делали удивлённые лица, переживали, что в их городе существует такой подлый индивид (буквально один), как Мидо

 Высокий чин переживал больше всех. По окончании рассказа принесённое мной серебро проверили, опечатали и оно легло в сейф до первого моего требования его вернуть. Меня отправили в лавочку переводчика (назовём его Хани) составлять заявление. В лавке были ещё два человека, вполне солидного вида. Узнав историю, первые попытки поприставать угасли. Они сказали, что помогут чем смогут,

но если в Хургаде узнают, что они помогли хотя бы просто составить заявление, у них будут проблемы

 Я не собиралась распространяться, и заявление было написано подробно, в том виде, в котором оно не могло быть не принято. Меня напоили чаем, принесли еду из кафе, часа два натаскивали, как разговаривать с полицией, на чём надо акцентировать внимание, чего требовать и чего, когда закрутится механизм, нельзя делать ни в коем случае. На их, хоть и не профессиональный, но опытный взгляд, шансы на успех есть и неплохие, надо только не допустить ошибок. Мне были даны контактные телефоны и велено конспирироваться (я с ними не знакома, Хани только переводит, не давая никаких советов).
Заявление было принято. Процесс, кстати, весьма интересен.

Заявление читает вслух высокий чин при свидетелях, при мне, идёт синхронный перевод, задаются вопросы и если свидетели верят рассказу, они подписываются, что верят и заявление принимается.

С одним из полицейских и с Хани мы поехали на квартиру. Пригласили работника дома и при свидетелях были проверены документы на всю технику (благо таможенная декларация сохранилась), все убедились в её наличии, тут же был принесён новый замок и при всех заменён.
Я немного успокоилась. Действия полиции показались мне весьма достойными. Когда всё было сделано и народ разошёлся, я позвонила Диме.

Диме тоже действия полиции понравились. Хани он знал и даже имел с ним какой-то конфликт, но признавал, что мужик он умный и знающий, что всё подсказал правильно.

Я стала ждать, что будет дальше. Было уже не так страшно. Мой вакуум потихоньку разрушался, я понимала, что опять всё может быть совсем не так, как видится и слышится, но я хотя бы не чувствовала себя больше в полном одиночестве среди стаи волков, что хоть кто-то, хоть в какой-то степени проявил человечность по оношению ко мне...

Тем временем мне захотелось пообщаться с женщиной, которую Мидо выгуливал в Каире.

Дима её знал, так что это было реально.
Я попросила Диму рассказать ей (назовём её Аля), что вообще происходит и дать мой телефон. Аля, по словам Димы, была не без могзгов, состоятельна, директор чего-то там в Москве.

Это слово "директор в Москве" возымело на Мидо магическое действие и кроме секса, где профессия не важна и этим он одаривает независимо от социального статуса всех, на Алю появились серьёзные планы. Аля позвонила тем же вечером.

Она была вполне разумна, но чувствовалось, что находится в глубоком шоке. Аля была моей ровесницей, с хорошей хваткой, логикой и неслабым жизненным опытом, вращалась не в богемных кругах, но в обществе людей состоятельных. Видя, что проявлять агрессию она не собирается, я рассказала всё как есть: и кто я, и что знаю про Мидо, и что между нами происходит.

Далее у неё был уже не просто шок, а кома.

 Она не могла поверить, что речь идёт о том самом человеке, который возил её с сыном в Каир. Наверное, она бы и не поверила только мне, но был ещё Дима, который подтвердил сказанное и подтвердил, что я - жена, во что она тоже долго не могла поверить. В процессе разговора выяснилось, что

Мидо познакомил Алю со своей семьёй (в той самой халупке), звал замуж, был владельцем нескольких машин, бизнесов, - словом, "мистер Твистер".

И у Али не возникло никаких сомнений на этот счёт. Зная, как Мидо ездит по ушам, я её понимала прекрасно. Начиная прозревать, она удивилась собственной слепоте. Хорошо разбираясь и всегда обращая внимание на одежду, обувь, часы, она не обратила на это внимание, общаясь с Мидо. Как человек "со дна", Мидо не перешёл полностью на фирменные вещи, даже имея деньги. Старенькое, драненькое, местного производства было им частенько носимо. Это, подозреваю, было оставлено и из тактических соображений, ведь версия о бедном трудолюбивом парне в фирменных шмотках не очень прокатывала, про запас же держалась.

Жёлтые часы с камушками, сломавшиеся через неделю работы, были куплены при мне на улице за 20 фунтов, Але они были представлены как золото с бриллиантами за 2000 $ и, глядя больше в его глаза, чем на часы, она нисколько не засомневалась.

Пару дней она приходила в себя, хватило сил (по моей просьбе) не позвонить Мидо и не сдать Диму, не рассказать о нашем разговоре. Аля улетела, не попрощавшись с Мидо. В аэропорт он не приехал, наплёл о чём-то, а на самом деле в это время он общался с полицией. Потом с Алей мы ещё пару раз разговаривали, говорил о ней и Мидо, о чём будет рассказано по ходу событий.

Полиция искала Мидо для беседы. Ему звонили на мобильный, долго не могли дозвониться, потом он сообщил, что рад бы прийти, но сейчас далеко от Хургады.

 В доме, где я жила, сидел "в засаде" полицейский, которого было видно всей округе. Мне постоянно названивали друзья Мидо с оханьем, аханьем, уверениями в искренней привязанности ко мне, разочарованием в Мидо и предложением помощи. Друзья жаждали знать только одно: что я уже сделала, начав защищаться, и что собираюсь сделать.
Мидо позвонил через день.

Голос был злой и пугающе спокойный: "Я сказал, что ты ничего не добьёшься. Ты написала бумагу? Она у меня в руке. Это моя страна, тут мои друзья, это моя полиция. Ты тут никто".

Меня затрясло. Я понимала, что это реально может быть так. Я уже давно не плакала, в какой-то момент просто кончились слёзы. Паника накрыла полным ступором. И что теперь, когда ему отдали заявление...?! Через минут 15 позвонил Дима :" Ничего не бойся, я с ним в кафе, никакого заявления у него нет, сидит пьёт и по-настоящему боится". Уффф... отлегло. Потом Дима говорил, что даже зная, что это понт, в какой-то момент он и сам засомневался, так Мидо был убедителен.
Хани руководил моими действиями.

Я навещала полицию, давая понять, что не отступлюсь, что, если тут ничего не добьюсь, то поеду в Каир и буду разбираться оттуда.

 Моя настойчивость начала сильно раздражать высокий чин, он был уже далеко не так вежлив. В итоге (прошло несколько дней) меня попросили подъехать в полицию.

Картина маслом: сидит Мидо, развалившись в кресле, глядя на меня, как король на вассала, и... никого больше!

Кто-то забежал в кабинет, сказал, что надо ждать и лучше не просто ждать, а договориться нам с Мидо полюбовно и закончить эти глупые ссоры двух любящих супругов.
2 часа в кабинете турстической полиции без какой-либо поддержки и невозможности позвонить (не могла я сдавать союзников)...
Я выслушивала угрозы, жуткие картины моего будущего, перечень грозящих мне проблем, потом снисходительное предложение меня простить и зажить как раньше. Я молчала. Вступать в перепалку не было смысла, он всё о себе знал, кидать упрёки тоже смысла не имело. К тому же я понимала, что в этом базаре могу увязнуть и сорваться. Когда я поняла, что никто так и не будет нами заниматься, я просто встала и ушла, сказав дежурному, что мой телефон известен, я жду решения вопроса и готова прийти, когда высокий чин будет-таки на месте.

Позвонив Хани и спросив, что это могло быть, я не удержалась от смеха. Была пятница - нерабочий день, всё было разыгранной пьесой, которую Мидо или проплатил, или друзья подсобили.

Ещё несколько дней полиция никак не могла найти неуловимого Мидо, который шлялся по барам и дискотекам, особо не прячась.
Дима срисовал номер белой "дэу", на которой передвигался Мидо (эта машина имелась с моего приезда, но номер арабский, мне было не понять его), я передала его полицейскому в засаде, но машину тоже не удавалось обнаружить. За мной по улице постояно ходили два "незаметных" паренька, постоянно отвечающие на телефооные звонки. Из дома напротив, сменяя друг друга, пара хлопцев пялились в окна.

Я плякать и рыдать. Голливуд на выезде. Ради общего дела Дима и Хани объединили усилия, забыв на время вражду.

Никто из них под таким надзором не мог ко мне приблизиться. Общались по телефону. В итоге, меня пригласили в полицию и Хани сказал, что его позвали переводить. Все чины были на месте, прибавились любопытные, Мидо весело щебетал с полицейскими.

Мы заранее договорились с Хани об условных сигналах, когда надо соглашаться, а когда нет. Было ясно, что меня попытаются запугать, причём, не только Мидо, но и полиция. Беседа длилась до темноты.

 Высокий чин предложил Мидо подписать бумагу. Мидо вызвал адвоката. Всё продолжилось, теперь уже в присутствии молодого щёголя, предъявившего свои документы. Ещё час разборок и адвокат советует Мидо подписать документ. Тем самым он согласился со всеми претензиями, вылив предварительно на
меня ушат грязи, наорав на Хани, что тот мне помогает и ещё пожалеет об этом. Я собралась уходить, думая, что теперь дело за судом (так сказал Хани и так и должно было быть), но к моему удивлению высокий чин наорал на Хани и отправил его из кабинета. Хани ушёл в свою лавку.

Мне сказали, что Мидо всё признал и надо поехать в другой офис, подписать ещё одни бумаги. Меня посадили в машину, куда сел и адвокат Мидо, а самого Мидо с руками за спину в сопровождении двух полицейских везли в обычной маршрутке.

Этот кортеж доехал до Ле Паша и встал в небольшой пробке. Я набрала номер Хани. Он расстроенно сказал, что если мы едем в тот офис, можно было ничего и не начинать. Позвонил Дима и сказал, чтоб я быстро выходила из машины. Я уже не рассуждала, а схватилась за сердце, сказала, что мне плохо, что все вопросы ко мне пусть возобновят дня через 3-4 и вышла из машины. Адвокат ухмыльнулся, но задерживать меня никто не стал. Маршрутка с Мидо и сопровождающая машина двинулись дальше. Я пришла домой и затихарилась. Вечером я должна была встретиться с Димой и узнать, что вообще происходит.

Читать дальше >>>